Минутка Александра Сергеевича Пушкина.
Вначале, ув. друзья, подстрочник с анонимного французского стихотворения:

- Это все моё, ибо я покупаю это и плачу наличными, -
Сказало золото, задрав нос.
- Все это мило, - сказало железо, - но я тебя поправлю:
Это всё моё, потому что я это забираю.

Теперь довольно точный перевод малоизвестного, но аккуратного поэта:

- Мое все! Золото кричало:
За что ни вздумаю, плачу.
— Мое, Железо отвечало;
Я граблю, что ни захочу.

А теперь открываем ворота и выпускаем на арену 15-летнего кудрявого старшеклассника:

«Всё моё», — сказало злато;
«Всё моё», — сказал булат.
«Всё куплю», — сказало злато;
«Всё возьму», — сказал булат.

Спасибо, все свободны. Гений высказался.

Я как-то писал, что мы с детства привыкли считать Пушкина гением просто потому, что нас учили значению слова «гений» на Пушкине. Некоторым из нас не довелось испытать поэтому с Александром Сергеевичем того настоящего восторга, который обязан доставлять гений: мы кайфовали от гениальной музыки или от потрясающего кино, а с Пушкиным только симулировали.

Но никогда не поздно открыть его для себя и испытать головокружение. Пушкин остаётся обладателем образцового, бриллиантового гения, умеющего поселить сколько угодно смысла на кончике иглы.

Там, где французскому поэту в оригинале понадобилось (да, я зануда, я подсчитал) 20 слов (я исключил повторы), а обычному русскому поэту 14, Пушкину понадобилось семь слов. "Всё", "моё", "сказал", "злато", "булат", "куплю", "возьму".

Гений Пушкина уникально, если можно так выразиться, немногословен: он не тратит попусту ни буквы.

Это не значит, что те, кто писал до него, наполняя весь XVIII век длиннющими стихами с составными товарняками слов-калек с греческого и латыни, были бездари. Они просто создавали поле русского литературного языка - как природа населяет пустыню или гарь сначала иван-чаем, и только потом приходит малина, а за ней берёзы. Пушкин выступил своего рода "берёзой" - аттестатом зрелости, подтвердившим, что русский теперь язык взрослый и свободный, и на нём можно творить чудеса.
Множество языков так и не повзрослели, так и не сумели преодолеть изначальную разъединённость языка "литературного" (тяжёлого, полного иностранных калек) и "народного" (у которого была лёгкость, но не было сложности), не смогли их соединить.
Язык Пушкина - уже мог.

...Кстати, заметили, что вместо "железа" у Пушкина в переводе "булат"?
Среди былин, собранных на Севере П.Н. Рыбниковым в середине XIX столетия, есть былина о Садке, богатом госте, который в ходе визита к морскому царю разрешает спор между ним и царицей о том, что на Руси дороже - золото или булат. Именно в такой форме.

Одно из трёх: либо Пушкина познакомила с данным противостоянием какая-нибудь нянька. Либо он сам проинтуичил, заменив железо на краткий булат так же, как народ. Либо, наконец, между 1827 годом, когда повзрослевший Пушкин опубликовал свой перевод, и 1859, когда Рыбников начал собирать и публиковать песни северян, до них уже докатился пушкинский звонкий стих.

В любом случае единение двух языков в Пушкине налицо.
Интересно, чем бы он занимался сейчас.