№ 6510  Евгения Вячеславовна Н. (Старый Оскол)    12.04.2021 - 03:26:37
И мы простим, и Бог простит.
Мы жаждем мести от незнанья.
Но злое дело — воздаянье
Само в себе, таясь, таит.
З. Гиппиус

* Вячеслав Шишков, «Тайга»

«Яблоко, сук и яблоня – все от единого корня, из одной земли, уснащённой человеческой кровью» - в одной этой фразе все слои произведения «Угрюм-река» разом. Здесь и фольклорная традиция, и библейские аллюзии и метафора рода Громовых в их духовной деградации. Этот флористический троп можно использовать, говоря и о данной экранизации. Но сейчас мне хотелось бы поговорить о другом значении этого шишковского сравнения. В контексте сериала, разумеется .
Исток «Угрюм-реки» в «Тайге». Во-первых, этот двойной концептуальный образ - яркое доказательство обожания Алексея Ремизова Вячеславом Яковлевичем, а во-вторых, убедительный довод в пользу понимания сути истоков экранизированного романа Шишкова Марией Сапрыкиной. Это моё эссе - благодарность за образ богомаза Мирона = живая связь «Тайги» и «Угрюм-реки». Письмо писателя от 6 августа 1919 года В. С. Миролюбову: «Засел за большой роман "Угрюм-река" - вдвое толще "Тайги", в полтора раза забористей» - это всё, что нужно знать о романе и его сути :'D. "Забористость" - максимально точное определение и стиля, и содержания :'). Потому меня и порадовала его "задорная" экранизация ;'). Такой же двойной концептуальный образ )). Роман является "самоповтором" касательно повести - символический пожар тайги, пальба на праздник, политический ссыльный, что делает чучелки - в особенности белки для возлюбленной (писала об этом в прошлом эссе), таёжный богатей (всяко проще Проши), любовный треугольник с характерным надрывом и самое главное - люди, потерявшие облик человеческий - «Пожар, думается мне, нужен: ведь это синтез. Тайга - старая Русь, со старой правдой - Устином. Анна - новая правда, мученически мучается. Андрей-политик - посредник между той и другой. Капитал - Бородулин, сам себя съел, сердце лопнуло, а там пойдут разные попы, Ваньки Свистоплясы и пр. До такого ребуса я не сам додумался, а разгадал его один умный сибиряк, прослушав повесть, может быть, наврал, а я поверил. Ну да обо всём этом можно потолковать лично» - «В. Я. Шишков. Неопубликованные произведения» . Для меня же лично нет даже выбора - «Тайгу» я буду перечитывать, а роман - нет. Вячеслав Яковлевич изначально разыграл мотивы, что глубоко волновали его, в двух значимых для него диапазонах - сначала трагедия, потом юмор. В романе изначально делался упор на развлечение: «весело на душе, что наш читатель получит большую, прилично и увлекательно написанную вещь». Отсюда и отсутствие психологизма - контраст с собственной «Тайгою». У Альфреда Теннисона есть смысловая пара стихотворений - «Улисс» и «Тифон» - вот и у нашего писателя такая же концептуальная связка двух произведений. Потому у меня лично работа сценаристки вызывает уважение. В качестве "моста" между двумя высокими берегам бурной творческой реки был выбран очень интересный (на мой взгляд) персонаж - тамошний Антон = вся история здешнего Мирона. Именно благодаря этому образу особое внимание данной интерпретации сосредотачивается на поле мотивов самопожертвования, любви - в том числе к родным, прощения, но густо замешанном на преступлении, проблем семьи и самое главное - религиозный аспект с особенным акцентом сибирского текста. В этом плане - соединение в лесу троицы из Антипа, Мирона и Шкворня - потрясающая смысловая находка этой интерпретации. Особенно, учитывая, что Вячеслав Яковлевич изначально баловался не только интертекстуальными зеркалами, но зеркальными же образами внутри романа - «каждый персонаж имеет своего антипода. Например, вечный стяжатель богатств Прохор Громов, с одной стороны - и его противоположность, ненавистник золота, варнак Филька Шкворень» - В. Я. Шишков, «Мой творческий опыт». Потому мне было безмерно приятно, что роль Фильки расширили (включая его литературную замену в сериале за счёт Ездакова) - удачный перевод с литературного на кинематографический язык, учитывая авторскую концептуальность образа в паре с главным героем и чисто зрительски - очень уж люблю Виталия Эдуардовича. Таким образом, "яблоком", из которого выросла "яблоня", будет гипертекстуальность. Сериал - наглядное тому подтверждение. Кроме Мирона ещё два образа - мотив гадания о возлюбленном = здесь Анфиса бегала к шаману узнать о судьбе Прохора = аллюзия как-раз из «Тайги» - «Об Андрюше гадала, - ворожейка одна есть… Полегчало мне». Ну и самое моё любимое - значимый красный цвет в творчестве писателя (можно и нужно вспомнить красный зонт в его «Половом вопросе») - кроваво-алый наряд Анфисы, которому я посвятила своё прошлое эссе - аллюзия - «Но вот вчера, ночуя в тайге, он увидел сон: явилась Анна во всём красном» . Все три "таёжных" мотива, что реализованы в этом сериале, отражают ровно то, что сам писатель заложил в эти два свои произведения - смесь символики цвета, библейский образ очищающего пламени и герой-искатель правды. Люблю, когда меня уважают как зрителя, ведя такой творческий диалог. Спасибо!
"Плоды" - в этом смысле - самое простое, что может быть увидено и осмысленно. Гораздо сложнее с "землёй", которая и породила этот троп - от этого зависит восприятие и романа «Угрюм-река», и этой его киноадаптации - как жанра. «Тайга» своими корнями уходит в XIX век с его эпохой Романтизма, который явил и литературе, и культуре в целом такой замечательный феномен - сибирский текст. «Я первый написал сибирский роман: кому я мог подражать, кроме формы?» - И. Т. Калашников, предисловие к повести «Изгнанники» (1834). Потому изначально крепко переплелись программные мотивы эпохи, ставшие уже традицией сибирского романа - образ сверхчеловека и фольклор в его пышном цветении - мифы и сказки . «Тайга» в этом смысле - деконструкция этого наследия, а «Угрюм-река» - избыточная его же пиршественность. Потому лично меня особенно порадовало, что в данном сериале мотив мифа о Синильге и Огненном Змее - ключевой. Особенно символичный финал :'D. «10 ноября экспедиция вышла на Подкаменную Тунгуску в русское торговое селение Вановара, откуда лошадьми через Кежму на Ангаре добрались до станции Тайшет Сибирской железной дороги. Только в 1948 году выяснился интереснейший факт: оказывается, во время этого похода с севера на юг через тайгу Шишков и его спутники встретили обширное пространство поваленного и сожжённого леса, через который шли три дня. Проводники - эвенки объяснили им, что «огненный дракон прилетел с неба и повалил лес». По геофизической широте этот вывал совпадает с вывалом леса Тунгусского метеорита, но П. Н. Липай — спутник Шишкова по экспедиции 1911 года — показал его на карте восточнее хорошо изученного сейчас «куликовского» вывала. Может быть, это ошибка, и взрыв был один или взрывов было два, а это меняет все установившиеся представления о Тунгусском метеорите» - Д. Каргополов, «По следам экспедиции В. Я. Шишкова», "Молодой Ленинец", 9 июля 1974 года ). А уж как эта кинокартина изменила "установившиеся представления о Тунгусском метеорите"! :'))) Не могу отказать себе в удовольствии процитировать любимое место ещё раз - «Даниловской сопке, что миновали вчерашний день. В ней есть пещера, где в недавние времена жил огненный змей. Днём его нету, но лишь наступает вечерний час, словно полымем осияет небо – мчится змей. Много крещёных он украл, всё больше молодых баб да девок. Жил с ними, до смерти замучивал. А одна, сказывают, родила от него девку-шаманку, ту самую, что Антипа уморила». Рада, что ещё со времён своего первого эссе поняла концепцию сериала :¬). Воплощением Огненного Змея для коренного населения был тот самый метеорит, а писатель обыграл это в мифологии - здешние киношники лишь визуализировали эту метафору . Разлюбила сериальная Синильга Прошу и ейный папаня его упокоил ))). Опять же - аллюзии на библейский эпиграф «Тайги» - «И тогда небеса с шумом прейдут, в стихии же, сжигаемы, разрушатся, земля и все дела на ней сгорят» - Второе послание ап. Петра, гл. III, ст. 10. В этом смысле - безмерно полюбилась и сцена со змием, когда Прохор, совершивший подлость (расстрел), лежал на земле - легендарный троп соблазнение малых сих и маркер потерянного Рая = "изгнание" из резиденции = томимая болью совесть и измученная душа. Мотив змееборчества = борьба с собственным малодушием Прохора терпит позорное поражение - сцена со старцами (служение Духу / брюху). Обожаю, как Проша-искуситель зайчатиной стяжателей святости соблазнял . У меня прям слюнки текли :')))) - от сбывшихся ожиданий инфернальности, о которой я грезила писала в прежнем эссе. Мне безмерно понравилось именно художественное решение в сериале, так как в романе удвоение мотива снизило сам эффект, что тоже является эффектом :')) - килька («– Чего вкушаешь, сыне?... / – Вот, старец Назарий, съешь рыбки, рыбка не вредная, её и Христос вкушал, – и под самый нос старца подсунул смачный кусок»). Если у писателя герой спецом троллил пустынников (в том числе дымком от жареной оленины - после чего постники его выгнали) = для него это всё было маскарадом (справедливости ради - он делал попытки смириться, работая), то в сериале Прохор на серьёзных щах жаждал избавления от духовной хвори. У него не было лицемерного смирения, а соблазн мяском - отчаянная попытка хоть какой-нибудь духовной встряски - себя, но немножечко не вышло = «И проклял Демон побеждённый / Мечты безумные свои»…
Следующей чертой сибирского текста является "местный" двойной мотив - знаменитый "Ермаков сюжет": преступник-первооткрыватель / кающийся казак-разбойник. Прохор осваивает Сибирь. Но делает это посредством эксплуатации рабочих, доведя их до бунта, что сам же и спровоцировал, умыв их после кровью расстрела - «разбойник Громов всегда шёл наперекор тому, с чем согласны люди». Другое дело, что в планах имелось искупление в качестве наследия - инфраструктуры обжитой территории. Но этот долг им уплачен не был. Ключевой деталью здесь будет пророческая характеристика героя - реплика Нины в адрес Проши - «Мясник». Дело в том, что это - одновременно аллюзия и прямая цитата моего любимого романа из собрания сибирского текста - сага «Чураевы» - Ерёма по прозвищу Мясник . Роман «Угрюм-река» - глубоко вторичен касательно и этого произведения (сюжетные ходы, фабула и многое другое). Шишков целенаправленно (!) оммажил его - начиная с описания дома семейства (!): «Чуйский тракт и вообще Министерство держат меня в Питере… Живём мы здесь с Егорушкой… Я, как и он, много работаю. Завидую ему, что он может вдвое больше меня» - письмо от 23 декабря 1915 года Г. Н. Потанину или другое письмо от 12 февраля 1916 года В. И. Анучину: «Егорушка уехал. Ну и способный же парнюга. Написал 1-ю часть романа «Чураевы» - хорошая вещь. Я перед ним такая маленькая шафка, что ужасти. Сначала мне тоже всё хотелось написать что-нибудь покрепче, по мере сил не отставать от Егорушки на много-то, а теперь вижу - нет, мало каши ел. Сижу, ем кашу и думаю, что выше лба не прыгнешь». Уже писала, но повторюсь - выбирая из двух произведений, отдаю своё предпочтение целиком и полностью роману Г. Д. Гребенщикова. Вячеслав Яковлевич поступил мудро, приняв единственно верное решение в сложившихся обстоятельствах - после серьёзной саги Георгия Дмитриевича оставалось только создать прямую противоположность - "забористую" вещицу, что он и гениально сотворил .
Близким "Ермакову сюжету" является ещё один характерный мотив сибирского текста - блудный сын. Вячеслав Яковлевич в своём романе несколько деконструирует этот мотив - Прохор жаждет именно духовного Отчего крова, а хождение за Угрюм-реку и возвращение на родную землю с постройкой на ней резиденции - лишь внешняя канва. Об этом свидетельствует легко узнаваемая риторика святоотеческой (!) литературы в оценке состояния автором Прохора Громова - «главный разум был помрачён, но величайший затейник - ум - ясен, и - действовал». Подробно и для сравнения - «Понятия "Ум", "Разум", "Рассудок" в святоотеческой традиции», В. Леонов, к примеру. Подтверждение тому и библейский эпиграф «Тайги» с её концептуальной связью с «Угрюм-рекою». Современники как-раз верно поняли Шишкова - религиозный (!) упор произведения, чего и не простили. Маскировка борьбы с капиталом не помогла. Здесь в сериале уже деконструировали деконструированный писателем мотив - настоящим "домом" Проши становится домовина Синильги . Это тот же мотив с религиозным акцентом, но уже в пользу язычества, что усиливает звучание на контрапункте христианского мотива о блудном сыне и важности момента покаяния. «О будущей гибели мира от огня, различая в общем представлении об этом три момента: 1) «нeбeca c шумом прейдут», причём выражением «с шумом» обозначается представление о страшной, разрушительной стихийной силе; 2) «стихии – основные элементы природы (огонь, вода, воздух, земля, ср. Прем. 7:17) – разгоревшись, разрушатся»; 3) «земля и все дела на ней сгорят». Апостол сказал: земля и дела на ней сгорят, а не люди; следовательно, он говорит только о погибели нечестивых или их дел нечестивых: ибо погибнет путь нечестивых (Пс 1:6), а не вместе и сам нечестивый» (блаж. Феофил.)» - Александр Павлович Лопухин, «Толковая Библия. Толкование на Второе Соборное послание Святого Апостола Петра». Потому писатель переносит символический пожар из «Тайги» в «Угрюм-реку», тем более, что благодаря библейскому эпиграфу этот эффект удваивается. Ровно по этой же причине мне безумно понравилось решение финала в этой кинокартине - карающий огонь Небес.
Одной из характерных черт сибирского текста является также и авантюрность. В романе «Угрюм-река» её переизбыток - сознательное художественное решение, что играет на комичный эффект. Создаётся стилизация лубка. И именно здесь начинается трагедь и камедь произведения и его автора. Главный герой Прохор сравнивается с известным лубочным персонажем Ерусланом Лазаревичем . Тока в деконструкции - там битва папеньки и сына - в роли первого Русик, а у Шишкова баттол сына Еруслана-Проши с батюшкою :')). Советская действительность тогда требовала от литературы именно такой эстетики для соответствующей новой этики: «В 1922 г. Н. А. Бухарин выдвинул тезис создания "коммунистического Пинкертона". Он подчёркивал агитационный потенциал авантюрной структуры и учитывал потребность массы в развлекательном, "лёгком" чтении. Устойчивые элементы авантюрной структуры как бы оправдывали появление идеологически обусловленных штампов, помогали утверждать идею: при помощи увлекательных, привлекающих читателей произведений, решались конкретные идеологические задачи» - Д. Д. Николаев, «Русская проза 1920-1930-х годов: авантюрная, фантастическая и историческая проза». А вот советская же литературная критика имела прямо противоположную точку зрения. Весёлая была эпоха ). Шишков и его «Угрюм-река» попали аккурат между этим молотом и наковальней. Идеальная мишень для тогдашней жёсткой дискуссии о классическом романе, да ещё с акцентом на развлечение >_<. Новая советская литературная идеология была категорически против большой формы: «Строим мы в Сибири всякие новые дела, Сибирь таёжная, Сибирь "урманная", Сибирь - бывшая царская колония - индустриализируется... А в это время в журнале «Сиб.огни» печатается повесть Вячеслава Шишкова под названием «Истоки». Эта повесть - испуганное бормотание первобытного дикаря, того человека, который когда-то в Сибири охотился на мамонта. Тайга, по Шишкову, - непреодолимая сила. Перед ней человек - ничто. Он погибает, раздавленный стихией природы... В наши дни, в нашем советском журнале, при нашем советском строительстве, при нашем материалистическом мышлении… нам говорят: было так и будет так! Тайга (страшная! непостижимая! непреодолимая!) стоит за спиной человека в виде какой-то ведьмы, по фамилии Синильга, в виде тёмной, немой судьбы… Вот, товарищи, какие поповские, шаманские проповеди преподносят нам советские журналы… Пролетариат вдохновляется не выдумками и фантазиями, а постройкой Тельбеса в горах и тайге, и он смеётся над гнилыми литературными знахарями, которые, подобно Вячеславу Шишкову, дрожат перед "изначальной", "непреодолимой" силой тайги» - А. Л. Курс, «Настоящее». Это не был единичный выпад. Данный журнал выдвинул концептуальную программу, выбрав в качестве контрпримера именно произведение Вячеслава Яковлевича. Название также доставляет - «Кирпичом по скворечне» - «Отчего вдруг зачахла у нас литература? Может быть, злой советский режим загубил этот нежный цветок, требующий особого тепла и заботы? Нет, есть литература. Но кое-что загубил советский режим — это верно. Загубил ту литературу, которой исторически предназначено пойти к собакам: литературу выдумки, кишкозаворотного психологизма, километровых полотен, литературу гармонического и всякого иного невиданного человека… настоящая литература революции родилась не в высоких литературных скворечниках, а на страницах газет, этих ежедневных стремительных протоколов грохочущей, заново переделываемой социализмом жизни». Но мастера старой школы - Максим Горький, к примеру - отстаивали традиции, давая отпор философии Курса и его кружка. Замечательно здесь другое - обе враждующие стороны восприняли в штыки именно «Угрюм-реку». 5 января 1934 года тот же Горький отправил письмо Вячеславу Яковлевичу: «Дорогой Шишков - получил Вашу книгу - спасибо.
Внимательно прочитал и, право, очень смущён тем, что не могу сказать - по поводу этой книги - ничего приятного Вам.
Не понравилась мне «Угрюм-река». Местами было даже странно читать, как будто писали не Вы, опытный литератор, а молодой "начинающий", который, торопясь заинтересовать читателя, нагромождает факты, забывая мотивировать их. Главный Ваш герой изображён так одноцветно - что не верится в его возможность. Обидно дан Шапошников, совершенно не типичный для политссыльного. Малограмотны женщины. Очень много взято из арсеналов "авантюрного романа". И ко всему этому - тягостное многословие, небрежный язык.
Нет, не понравилась мне книга. Сожалею, что не могу сказать ничего иного
Будьте здоровы». Чудесно, что отлуп даже в письмах к другим людям был постоянный (!). К примеру, к И. А. Груздеву от 3 декабря 1933 года: «Кстати: какую невежественную и глупую халтуру издал Шишков под титулом «Угрюм-река». Как ему не стыдно?» или К. А. Федину аж годом спустя - декабрь 1934 - «При наличии у нас книжного голода популярность книги не говорит о её качестве и о её полезности, - у нас и «Угрюм-река» популярна».
Вот здесь самое время вспомнить, что Шишков был фанбоем Алексея Михайловича Ремизова. Последний - гениальный стилист. Опять же - лубочные традиции - оба писателя пошли по пути Пушкина - переосмысление сюжета о Бове Королевиче Ремизова / Еруслан Лазаревич у Александра Сергеевича и Вячеслава Яковлевича . Шишков играл на этом поле впереди (!) своего знаменитого любимого учителя, а тот развил его находки - в частности героиня - плод запретной любви и эдипов комплекс (сын и отец в борьбе за женщину). Литературная игра с тонкой иронией лубочной стилистики произведения «Угрюм-река» оценена по достоинству не была, зато черты этого самого лубка, вырванные из этого контекста и традиций, стали просто красной тряпкой для литературы, рождающейся под красным же стягом - «Очень жаль, что В. Шишков написал и напечатал «Шутейные рассказы», - ему, должно быть, неизвестно, что лет за 50-60 до наших дней такие грубые, глумливые рассказы фабриковал некий Миша Евстигнеев, что тогда эта "литература" называлась лубочной… я бы дружески посоветовал Шишкову уничтожить рукопись этой статьи, ибо она его, как литератора, серьёзно компрометирует» - М. Горький уже о самом творчестве писателя в письме от 28 июня 1933 года Ефиму Добину или уже целая литературная статья - с примечательным названием «Лубочная интерпретация серьёзной темы» Н. Горского в 1934 году - «Все элементы лубочного, бульварного романа налицо в этом произведении Шишкова… Всё это делает роман В. Шишкова «Угрюм-река» произведением реакционным и вредным, стоящим на крайне низком художественном уровне». Лично меня поражает, что целый жанр жестоко и глумливо перечёркивается (принципиально не стала цитировать эпитеты Горского касательно героев «Угрюм-реки»). Не вижу ничего плохого в существовании лубка как такового и уж тем более в таком остроумном его переосмыслении - начиная с Александра Сергеевича Пушкина. В кои-то веки в нашей литературе было создано совершенное произведение массовой культуры - и такая травля >_<. Тем более, что в его основе литературные зеркала - лубок про Русика с битвой между сыном и папенькою находит отражение и продолжение в аллюзиях Достоевского - «Братья Карамазовы» ровно с этим же мотивом или сестры Андреева - Нина и Анфиса - здесь Шишков заимствовал и деконструировал. Но ведь я привела лишь один из слоёв этого многослойного творения. Весь смак произведения в его форме, что равна слову, которым эта форма и творится. Это - лучший пример наследия того же Алексея Михайловича - «А. М. Ремизов встретил меня радушно. Ласковость этого большого писателя тронула меня, жителя тайги. А. М. Ремизов наглядно учил меня, как надо писать, в чём секрет красоты стиля и душа языка. Его глубокие замечания впервые прозвучали для меня как откровение» - В. Я. Шишков, «Автобиография», 1926 год. Вячеслав Яковлевич продолжал называть Алексея Михайловича своим учителем даже тогда, когда это было опасно. Потому, учитывая весь этот контекст и подтекст сибирского текста «Угрюм-реки», вопрос о переводе его с литературного на кинематографический язык чрезвычайно сложен и занимателен. Совершенно очевидно - для меня лично - что делать фабульную адаптацию невозможно, ибо не будет иронии и самопародии автора, к примеру - на этом строится весь сюжет (о различии фабулы и сюжета у Шишкова есть статья). Ровно по этой же причине у нас до сих пор нет экранизации романа «Евгений Онегин». Присутствие автора в самом тексте - концептуальное решение (чего стоит монолог о женских ножках в романе Пушкина или замечания о громовском пире Шишкова). У французов та же ароматная петрушка с Мериме - там не только автор, но ещё и рассказчик и они оба не равны самому творцу текста :')). Делать озвучку за кадром?! - так слишком велико присутствие этого самого автора ;]. А как передать гениальную стилизацию лубка?! В данной интерпретации - во-первых, учитывали контекст киноистории «Угрюм-реки» - адаптация 1968 года, во-вторых, учли кровную и неразрывную связь с «Тайгою» (за одно это я на многое закрыла глаза), в-третьих, была попытка освоить сложную эклектическую форму литературной основы - лубок, литературная игра, литературные зеркала и так далее, учитывая и разницу языков - визуальное и словесное искусство. В данной экранизации мне понравился ярко выраженный след наследия Андреева и Достоевского. Например, образ старушки-союзницы Анфисы или убийство Прохором своего тятеньки - чистой воды аллюзии на Ивана Карамазова. У Шишкова литературным зеркалом было всё великое пятикнижие Достоевского, но солировал в романе Родион. Образ недоучки с комплексом Наполеона и Мессии с тройным убийством за душой наслаивался на разнузданные страсти купеческого сынка Парфёна с его убийством единственно-любимой женщины, да ещё в обрамлении мук совести от суда неправедного a'la Иван Карамазов с его отцеубийством, щедро сдобренного жаждою миллионов в духе Аркаши и попытка успокоить душу у старцев a'la Ставрогин - с примечательным концом последнего . Как это воплотить на киноэкране - в идеале - не потеряв ни единого слоя?! Лично у меня ответа нет. В сериале же я увидела творческий диалог с произведениями писателя и литературным контекстом. И он, безусловно, эклектичен. Как и само литературное русло «Угрюм-реки» :'))). Мне понравилась интерпретация романа, где сместили центр мотивации Прохора - от Парфёна и Родиона в сторону Ивана Карамазова и Рогожина. Мои предположения прошлого (диалог с Янн - № 2765 / № 2742) мало того, что воплотились - чему я безумно рада, так ещё и подарили такой презент - мне как фангёрле творчества Фёдора Михайловича было особенно приятно . Опять же - Юрий Мороз ранее делал экранизацию романа о семейке Карамазовых (давно часть моей коллекции), так что здесь нашлись точки соприкосновения . «Поскольку в определённом смысле построение романа «Угрюм-река» очень близко к построению «Братьев Карамазовых», идея Ивана Карамазова о свободном разуме, ничем не ограниченном, является для Прохора первостепенной. Наверное, не в таком ключе, как у образованного Ивана, а в ключе человека неверующего, но находящегося между двумя мирами — миром верхним и миром нижним. И вот эта дилемма, куда Прохор пойдёт: или наверх, или провалится вниз, — мне казалась очень важной для него, мы так и строили этого персонажа» - Ю. Мороз. Юрий Павлович, безмерно Вам за это благодарна! Меня такое творческое исследование более всего заинтересовало и порадовало. У Ивана были религиозные сомнения, а Прохор - атеист - малый сдвиг "достоевской палитры" в образе главного героя «Угрюм-реки», а какие бездны в образе открывает! Здесь меня более всего поразило не столько убийство Шкворня, сколько юзание отцеубийства для выгодной сделки для себя - на "медведя" ловился "больший зверь"! - и этим он убивал "двух зайцев!" Бррр… Фуууу, таким быть…. Если у любимого Ванечки был Чёрт и Инквизитор, то здесь - уже комплекс Мессии в лучшем духе Соловьёва - «Антихрист» = «Прохор, как бы внезапно взбесившись, сразу взорвал тишину: – Я дьявол! Я сатана!». За визуализацию этого образа я премного благодарна. В последней серии Александр чертовски хорош в этой инфернальной красоте! Одной лишь пластикой сыграл книжный внутренний монолог героя - «Для меня нет Бога, нет чёрта… сам себе я Бог и царь» - эти аллюзии на распятие (что канон!), эти влекомые верёвки по земле, этот монолог Иуды перед огнём с Небес!... Такого не могут и не должны судить людишки… «Я ненавижу мир!.. И мир ненавидит меня» - в книге Прохор говорит это во время своей пирровой победы - громовский пир, а здесь - чувствуя свою духовную победу, не осознавая, что это - конец всему. Там было полно народу, которого он презирал, а здесь он один на лоне природы, которую покорял. Мне нравится такое архетипическое решение сцены. У писателя рукотворная башня (ох, уж эти аллюзии на Гюго!), а здесь - гора в тайге с гробом шаманки = вечный образ одиночества любого, достигшего вершины в своём деле и впавшего в гордыню. Тот самый образ «ангелочёрта», который Прохор отрицает в себе, но именно это «немыслимое, такое противоестественное сочетание» и есть его подлинная авторская характеристика, учитывая как Шишков постоянно проводит богословскую риторику. Слов просто нет! - Александр здесь чудо как хорош! Браво! БРАВО! Браво! Последний раз я зрительски кайфовала от пластики актёра - Берти в его инфернальной безмолвной красоте царственного ворона (когда уже крыша у персонажа потекла окончательно - ну и байроническая башня у обоих - куда ж без неё родимой - любимый троп эпохи Романтизма и её наследия :'D) в роли Стренджа - на этих рождественских каникулах . Короче - мой краш в люциферианском флёре - благодаря Александру - одним больше :Ъ.
Сама идея киноадаптации этого произведения рассматривалась Марией Сапрыкиной ещё в 1990-х годах, зелёный свет же получил будущий фильм лишь в 2012 году. Сама история изначально должна была быть нашей современницей - «Одно время даже была идея всё перенести в наше время, сделать первую часть в 1990-е годы, а вторую — в наши дни». Такое я бы с удовольствием глянула, но костюмный вариант мне понравился всяко больше :')). Главной своей целью сценаристка назвала сохранение «очень высокого накала страстей в романе» и это созвучно тому, что Шишков сказал о своём детище - «роман страстей» . В прошлом эссе писала об этом и рада, что верно поняла концепцию . Потому и за это - моё отдельное спасибо!
Согласна я и со здешней рецензий, где говорится о форме данной экранизации: «В выбранном современном стремительном ритме повествования авторы сделали упор на жанровость и на вечные конфликты на почве любви и денег… Местами «Угрюм-река» выглядит смешной, аляповатой, попсовой, но, чем дальше смотришь, тем больше понимаешь, что в этой намеренной несерьёзности по отношению к роману и оригинальному фильму – вся прелесть. В конце концов, с точки зрения литературы, «Угрюм-реку» нельзя назвать великим произведением – на застывшую в веках эпичность «Тихого Дона» уж точно не тянет. Потому и даёт современным интерпретаторам больше пространства для фантазии. Единственный способ привлечь внимание нынешнего зрителя к столь закономерно устаревшему материалу – хотя бы частично, визуально, стилистически, актёрски и режиссёрски перевести его на язык сегодняшнего времени» - Наталия Григорьева. Стилизация (лубка в том числе) как форма проявилась даже в костюмах героев - «Утяжелять сюжет историчностью не хотели». Оно и понятно - этой историчности не было и в самом литературном произведении ).
За что я уважаю Вячеслава Яковлевича, так это за нравственную чистоту, принципиальность, трезвую самооценку и самоиронию. «Как дарование я значителен, как талант - я мал» - П. С. Богословскому или К. А. Федину: «Я, обольщая себя гордыней Люцифера, в человеческой гордыне полагаю, что «Угрюм-река» - та вещь, ради которой я родился», а сам за это же Прошу казнил = гениальный самостёб ). Подкупает меня и его реакция на переделку своих произведений в ходе перевода с литературного языка на визуальный - «Сочинишь камедь, а потом, Господи помилуй, перед тобой на сцене живые люди, рождённые не утробой матери, а твоей собственной головой. Да другой раз такое на сцене загнут, что от души хохочешь! Народ весёлый» :'D. А тут - задорная экранизация - загнули и так, и эдак :'))). А уж как здеся весело! - б о р о н и Бог! :')))) И на контрасте - реакция Вячеслава Яковлевича на факт травли Горького - «Ну, ошибся, увлёкся, через край хватил. Конечно можно и должно спорить, выяснять, доказывать, но без злорадства, без желания втащить человека на Голгофу, чтобы плевать ему в лицо и бить по голове тростью» и себя самого - ещё до того массового безумия, что случится после «Угрюм-реки» - «Имеется ли у Вас журнальчик "На посту" № 3 1926… Там изображено дерево современной литературы... я повешен на сукправых "попутчиков". Я вообще не считаю себя "попутчиком". Я каким был до революции, таким и остался, стараюсь идти прямой дорогой, честно». Я целиком и полностью разделяю такую позицию критики. Лишний раз убедил меня - одарённый человек есть милосердный человек. А Прохор был бы истинным Бетховеном от коммерции, если бы имел трезвое о себе мнение - чему способствует милостивое отношение к Другому. Безмерно благодарна Александру - я узнала в его игре того Прошу, что представлялся лично мне - Демон, жаждущий славы в Отчем Доме. И низвержение его было в шишковском духе («трагический юмор, согретый любовью к человечеству») - безумно смешно и безмерно больно.

Источники
Л. В. Суматохина, «М. Горький и писатели Сибири»
В. А. Редькин, «Вячеслав Шишков: Новый взгляд»
Письма В. Я. Шишкова к П. С. Богословскому
В. Я. Шишков. Письма к В. С. Миролюбову: (1912-1919)
М. Горький. Письма. Т. 9., Т. 14
Н. Яновский, «Письма В. Я. Шишкова к А. М. Ремизову»
Н. Х. Еселев, «Шишков»
Ф. Бутенко, «Между Достоевским и Маминым-Сибиряком (О Вяч. Шишкове)»
Архив М. Горького, Т. 10., Т. 15.
Доклад А. Курса на диспуте «Нужна ли нам художественная литература»
И. Снегирев, «Лубочные картинки русского народа в московском мире»
//www.kino-teatr.ru/kino/art/serial/5907/ https://www.google.com/amp/s/russian.rt … l-2021/amp
https://www.passion.ru/amp/style/uroki- … resild.htm
«Накатилось какое-то такое... ну, вроде как…»*

[<< Свернуть спойлер]

Подробнее на Кино-Театр.РУ https://www.kino-teatr.ru/kino/movie/ros/135353/forum/