90 лет
Олегу Николаевичу Ефремову.

Я с ним никогда не пересекалась в жизни.
Кроме одного раза, когда А.П. Свободин взял меня  собой в гости к Р.М. Беньяш, и там был Ефремов, сильно на кочерге.
Ну, собственно, эту историю Свободин рассказывал лучше меня, и она не юбилейная.
Про Ефремова много говорил Юра Богатырев.
Почти всегда с обидой.
Начиная с ночного звонка: "Ты представляешь, такое сказать Евстигнееву?! ЕВСТИГНЕЕВУ!!! По-моему, он рехнулся!".
Ну и дальше - о распределении ролей в очередной премьере, о невыносимом графике спектаклей, о работе на износ и т.д.
Но я знала, что если завтра Ефремов скажет Юре: "Отдай за меня жизнь!" - Богатырев пойдет и отдаст.
И что все жалобы и  обиды были справедливы, но были они не от ненависти, а от обожания и чувства недолюбленности, недостаточной взаимности.
Я это понимала, хотя и за Евстигнеева, и за Юрочку очень была на Олега Николаевича зла.
Но стоило включить телевизор, а там  - "Живые и мёртвые" или "Берегись автомобиля", "Три тополя на Плющихе" или "Гори, гори, моя звезда", "Мама вышла замуж" или "Случай с Полыниным"...
И такой там грандиозный, уникальный  талант, такая мужская харизма, такой силы обаяние - что сметает как ветром все обиды и претензиии.
Ну, это уж не говоря про то, что театр "Современник" и МХАТ в лучшие свои послевоенные годы - это тоже он, Ефремов, сочетавший в себе таланты администратора, политика, актера, режиссера и еще массу других.
Не скажу, что он был не ревнив как режиссер.
Но он был умен, и потому понимал, что тягаться может с Гогой (которому проигрывал всегда, но всё равно пытался мериться силами), а что с Эфросом, скажем, они играют в разные игры, и потому лучшими спектаклями, одновременно идущими на сцене МХАТ, были именно эфросовские "Тартюф" и "Живой труп", и Ефремов это знал....
Он был непростой.
Незабываемый.
И безусловно великий.

90 лет Вячеславу Тихонову
СПб Ведомости

ЗВЕЗДА ПО ИМЕНИ ШТИРЛИЦ

Во ВГИКе шел первый послевоенный набор.

Не услышав своей фамилии в списке принятых на актерский факультет, совсем юный красивый паренек разрыдался. В этот момент по институтской лестнице поднимался профессор ВГИКа Борис Бибиков. На площадке второго этажа он увидел молодого человека, который плакал, уткнувшись лицом в угол. Бибиков подошел к нему и велел прийти первого сентября.
«Я тебя возьму на испытательный семестр, сказал Бибиков. – А через полгода посмотрим. Если проявишь себя, останешься. Как звать-то?»
«Тихонов. Слава».

Он потом всегда помнил наставление Бибикова: «Не хлопочи мордочкой» — и понимал, что ему нужно еще что-то, кроме красоты. Породистая внешность уже сослужила ему плохую службу: директор киностудии «Мосфильм» всесильный Иван Пырьев именно поэтому не взял его в штат «Мосфильма»: «Уж больно ты сладкий!».

В начале 1956 года в Театре-студии киноактёра с огромным успехом состоялась премьера спектакля «Обыкновенное чудо», поставленного Эрастом Гариным, где сам Гарин сыграл роль короля, а Вячеслав Тихонов – Медведя.

На Тихонова в роли Медведя буквально ломилась вся Москва, в сущности, это был его первый серьезный актерский успех. А однажды однокурсница Славы Нина Меньшикова привела на репетицию своего мужа, начинающего кинорежиссера Станислава Ростоцкого, и тот выкрикнул Тихонову из зала: «Я из тебя народного артиста сделаю!».

В 1956 году Станислав Ростоцкий приступает к экранизации повести Сергея Антонова «Дело было в Пенькове» и на роль главного героя пригласил «Медведя», то есть, Тихонова. Сам Вячеслав Васильевич позже вспоминал: «Утвердили меня на эту роль с большим трудом, – Худсовет был против, говорили, что внешность у меня не типичная для сельского жителя. Ростоцкий все-таки отстоял мою кандидатуру, правда, для съемок пришлось чуть-чуть изменить внешность: мне осветлили волосы и выбрили брови, сросшиеся на переносице. Говорили, будто бы такие брови не типичны для деревенского парня. Эта роль до сих пор остается моей лучшей ролью».

Любовный треугольник деревенского шалопая и выдумщика Матвея, дочки председателя колхоза Ларисы и интеллигентной городской девушки-агронома Тони буквально взбудоражил страну.

Ах, Матвей Морозов, красавец и остроумец, сладкий сон миллионов российских женщин! Ведь каждая мечтала: вот такого бы тракториста – да мне!

29-летний актер Вячеслав Тихонов мгновенно сделался кумиром советских кинозрительниц. Это, пожалуй, был самый первый такой герой в нашем кино – не стопроцентно положительный, хулиганистый, ершистый; женатый мужчина, посмевший полюбить другую женщину. И, разумеется, никто до Тихонова в нашем кино так выразительно и так открыто не играл любовь… Вкус актера к яркой характерности после роли Морозова, казалось бы, стал очевиден для всех. В конце 1958 года в прокат выходит фильм режиссера Виктора Ивченко «Чрезвычайное происшествие – ЧП», и новая большая роль Тихонова – озорник-сердцеед, ироничный шалун и балабол моторист Виктор Райский – опять приносит Тихонову огромный зрительский успех.

Тихонов начинает много сниматься.
Одной из лучших его ролей той поры становится молодой морской офицер Василий Панин из историко-революционного фильма Михаила Швейцера «Мичман Панин». По ходу фильма герою грозит военный трибунал, но умный старый капитан подсказывает любимому мичману выход: доставляет ему на гауптвахту стопку бульварных романов, дабы тот сочинил себе историю, способную растрогать трибунал.

А дальше начинается феерия: Панин сочиняет, где он пропадал почти год, не вернувшись вовремя на корабль. Его рассказ не просто звучит на экране – он проиллюстрирован «живыми картинами». Пародийный фильм в фильме, повествующий в духе немого кино о заграничных приключениях мичмана в обществе знойных красавиц – эпизод, блистательно и точно выдержанный стилистически и
уморительно смешной. В особенности, когда мы видим самого рассказчика на скамье подсудимых, бурно жестикулирующего, закатывающего глаза , прижимающего руки к сердцу. А еще – завистливый стон сослуживцев Панина в зале трибунала: «Эх, вот так бы недельку пожить – и умереть не жалко!».

Постепенно Вячеслав Тихонов становится «идеальным советским героем» и идеальным же актером костюмно-исторических фильмов. Ни на ком так ладно не сидят военные мундиры различных эпох, никто так не умеет одним глубоким взглядом на крупном плане сказать «люблю», никто так проникновенно не играет молчаливое достоинство.

И еще – он поет. Не поставленным голосом оперного певца, а негромким, бархатным, задушевным, берущим за сердце.

Едва ли не последняя его вспышка характерности на киноэкране – матрос-анархист Алексей в «Оптимистической трагедии» – лихой и бесшабашный, чистый сердцем и благородный – он всё равно «идеальный герой костюмно-исторического прошлого», хотя, в этой роли еще виден актерский диапазон.
С каждой новой ролью рамки этого диапазона для Тихонова начнут сужаться. Офицерские мундиры всех времен вскоре не оставят в его кинобиографии жизненного пространства для других ролей. Да и где они – эти другие роли?

История с приглашением его Сергеем Бондарчуком в киноэпопею «Война и мир» на роль Болконского, примечательна. На роль князя Андрея был приглашен Олег Стриженов, и сразу же отказался: ему, по его собственному признанию, до смерти надоели белые лосины и эполеты. Следующего претендента – Иннокентия Смоктуновского – Бондарчук уже считал утвержденным, с него уже были сняты мерки и заказаны костюмы. Но Смоктуновский не смог сниматься из-за подготовки к съемкам другого масштабного проекта – «Гамлета» Григория Козинцева, который категорически запретил ему сниматься где-то параллельно.

И, собственно, кроме Тихонова играть князя Андрея было и некому.

По окончании съёмок критика по отношению к Болконскому-Тихонову была довольно безжалостна, да и сам Бондарчук о князе Болконском в его исполнении высказывался в кулуарах довольно нелестно. Тихонов все замечания и недовольства принимал близко к сердцу. После выхода на экраны «Войны и мира» он решил, что уйдёт из кино в театр.

Впрочем, всё это никакой роли в общественном признании работы Тихонова не сыграло: принят публикой он был почти безоговорочно, а после просмотра фильма, номинированного на премию «Оскар» (и получившего ее), член тогдашней Академии актер Грегори Пек громогласно заявил: «Ну вот, смотрите, это же Андрей, а не какой-то там Мел Феррер!».

После роли князя Андрея, по меткому замечанию одного из киноведов, «Тихонов на экране почти разучился улыбаться».

В 1968 году Ростоцкий снимает фильм «Доживем до понедельника».
Именно облик учителя истории Мельникова-Тихонова – красивого, молчаливого, усталого, одним движением губ или бровей умеющего выразить целую гамму эмоций, от раздражения и презрения (чаще всего) до одобрения и симпатии, был для этой роли чрезвычайно важен. И никому не надо объяснять, почему в этого довольно раздражительного немолодого резонера-скептика влюблены все поголовно – от молоденькой учительницы английского, бывшей его ученицы, до мымры-завуча; почему его вниманием так дорожат школьники, почему его замечание заставляет рыдать простоватую учительницу начальной школы.
Его раздражительность, доходящая до безжалостности, - это результат непрерывно ведущегося им диалога с самим собой. Непонимания, почему посеянное «разумное, доброе, вечное» дает совсем не те всходы. Почему учительство перестает быть призванием и становится должностью.

В 1971 году, два года спустя, Тихонов получает из рук режиссера Татьяны Лиозновой «роль всей жизни». Впрочем, тогда ни Лиознова, ни Тихонов этого не знают. Он просто берется за «очередной красивый мундир», она просто снимает шпионский телефильм по роману Юлиана Семенова «Семнадцать мгновений весны». Штандартенфюрер Штирлиц (он же полковник разведки Максим Исаев).
В картине, говоря честно, были актерские работы куда более блестящие, чем работа Тихонова. Потрясающий Мюллер-Леонид Броневой, блестящий Шелленберг-Олег Табаков, дивный пастор Шлаг-Ростислав Плятт. Не говоря уже о воистину гениальном профессоре Плейшнере невероятного Евгения Евстигнеева...

Вячеслав Васильевич Тихонов вовсе не был великим актером, который может сыграть что угодно на любом материале (или вовсе без материала), как могли, скажем, те же Евстигнеев или Ролан Быков.

Он был тем, чего у нас всегда острый дефицит: был он настоящей звездой.
Ибо звезда – это тот, кого в лицо и по имени влёт пол-страны узнают. Вот спроси на улице любого – даже подростка, который в жизни ничего, кроме комиксов, не читал, кто такой Тихонов, он, может, и не сообразит. А покажи фото – сразу скажет: Штирлиц.
И никто не знает, что это за материал такой – из которого куются звёзды.
Те, кому немедленно и безоговорочно все верят, даже если просто «Штирлиц шел по коридору»!
«Штирлиц шёл по коридору» – и зрители от мала до велика трепещут, потому что не хотят, чтоб с ним что-то случилось, и хоть тресни!
«Штирлиц шёл по коридору» – и сердце замирает: убьют-не убьют?!

В 1975 году Тихонова вновь приглашает Сергей Бондарчук. Роль, которую предложил Тихонову Бондарчук в картине «Они сражались за Родину» - одна из самых трудных. Если не вообще самая трудная. Как угодно, а это – оценка режиссером мастерства и дарования актера. Рядовой Николай Стрельцов – немолодой сугубо штатский мужик, оказавшийся в самой мясорубке войны под Сталинградом. Замкнутый и угрюмый: уже на фронте он узнал, что ему изменила и ушла к другому любимая жена. И письма больше не приходят. Разговаривать не с кем и не о чем. Местные балагуры вызывают раздражение. Лезущие в душу – еще большее раздражение. Красоту всю, стать и осанку режиссер попрятал под гримом, толстыми усами, мешковатым обмундированием, толщинками. Минимум текста.. Что-то бормочет про себя, что-то читает. А потом бой – и страшная контузия, увечье, глухота, немота, кровь, текущая из ушей, искаженное болью и непониманием чужих слов лицо, слёзы, смывающие землю с лица…

Он был обладателем полного комплекта всех советских и огромного количества постсоветских наград и регалий. Многие его современники, куда более ярко одаренные, не имели и трети этого.
Вячеслав Васильевич Тихонов и в самом деле был звездой – прирожденной. Снимайся он в Голливуде, вот ровно такой, как есть, – был бы он легендарнее всех Делонов и Гэйблов вместе взятых. Таких, судьбой помеченных, всегда немного, но Тихонов, конечно же, и среди них был уникум.
И потому вот уже много лет от того, как он глядит на Наташу Ростову, от усмешки Матвея Морозова, от его романтичного озорника Мичмана Панина, да просто от того, что «Штирлиц шёл по коридору», у всех замирает сердце.

Надо же! Мы, Таня, практически одновременно с тобой написали.