«И ХРУСТ ФРАНЦУЗСКОЙ БУЛКИ».
Город заснежен, пробки, мне ехать в другой конец.
Такси.
Таксист только посмотрел на меня вопросительными глазами из-подо лба, наклонившись в сторону открывшейся двери. Маска у него была как-то демонстративно ниже подбородка. Он мне сначала не понравился.
«На Троещину», - сказал я.
Он махнул головой. Машина остановилась возле снежного сугроба и мне было не с руки садиться на заднее сиденье, объясняться с неприятным таксистом я не хотел и сел спереди.
Тихо играло радио. Звучала какая-то украинская песня. Слов разобрать было невозможно, но сегодня у многих из нас на Украине появилось какое-то обостренное чувствование украинского языка. Мне кажется, что мы уже научились отличать даже молчание тех, кто молчит на украинском языке - они молчат как-то гордо, с выражением «гидности» на лбу.
Закончилась песня. И вдруг. На этой еле слышной громкости зазвучало что-то теплое, до боли знакомое и родное. И я даже, наверное, не расслышав, а догадавшись, узнаю «Как упоительны в России вечера».
Мне всегда, во все предыдущие годы, эта песня казалась примитивным набором слезоточивой банальщины, но сегодня вся моя сущность отозвалась на «хруст французской булки».
Таксист вероятно заметил во мне это движение, немного искоса посмотрел на меня, улыбнулся и его, доселе отмороженное рыбье лицо, стало добрым, открытым и приятным черт возьми, как майское солнце. Он понимающе кивнул мне головой и сделал приемник громче. Еще раз посмотрел на меня, уже я ему кивнул и он сделал на полную громкость.
Это было очень, очень и очень приятно.
Мы совсем не разговаривали во всю дорогу. Он только делал приемник тише, когда звучала украинская песня, или реклама, или новости, и делал громче, когда звучали песни на русском языке.
И вот уже почти подъезжая, он сделал приемник тише, зазвучала украинская песня, но вдруг(!) он прислушался, посмотрел на меня и сделал громче. Звучала «Червона рута» в исполнении Софии Ротару. Я ему даже показал сжатую в кулаке руку «рот фронт» в знак солидарности.
Я приехал. Настроение было прекрасное. Таксист заговорил только тогда, когда мы рассчитывались.
Я извинялся, что у меня нет наличных на чаевые, что только карточка; он говорил, что ерунда это, брат, что приятно встретить хорошего человека; мы крепко пожали друг другу руки. Несмотря на карантин.
Мы не против украинского языка, не против хорошей украинской песни. Мы против того, чтобы нам запрещали быть нами.
И еще, мне показалось, что в этом крепком рукопожатии таксиста есть какая-то большая правда, которую не сможет победить ни один закон нашего бандеровского Парламента. Ни даже наша лень или пассивность, ни что не сможет заставить моих детей и их друзей, и вот этого таксиста забыть свой родной русский язык.
Киев просто органически не сможет отказаться от русского языка, ибо это его генетика.
Действительно, необъятная морозилка, видать...
